Борис ХазановСтарикиОттого, что моя душа осталась юной, мне всё время кажется, что мой возраст —
это просто роль, которую я играю, а мои старческие немощи и невзгоды
– суфлёр, и он поправляет меня шёпотом всякий раз, когда я отклоняюсь от роли.
И тогда я снова, как послушный актёр, вхожу в образ
и даже испытываю определённую гордость оттого,
что исправно играю свою роль. Куда проще было бы стать самим собой,
вернуться в юность, – да только вот костюма подходящего нет».
Андре Жид. Дневник
Громкие голоса сотрясают пузырь молчания, которым окружен старик, бредущий по городу. Словно глухонемой, он поглядывает на прохожих. Люди жестикулируют, смеются, бранятся. Люди слишком много разговаривают. Это потому, что они молоды и не знают, что все слова давно уже сказаны. Мир молодеет. Мир становится похожим на среднюю школу, на детский сад. Молодеют персонажи кино и книг. Старик перечитывает классические романы — у него много времени, – и оказывается, что их написали совсем молодые люди. Раньше он об этом не думал. Когда-то герои книг казались взрослыми и умудрёнными жизнью, оказалось, – это были зелёные юнцы. Раньше это не бросалось в глаза. Старик не становится старше, старение – тоже позади, зато мир становится всё моложе и всё глупей.
Он вспоминает тех, кто жил тридцать, сорок или сорок пять лет назад, стариков своей молодости. Безнадёжные люди – смертники, как ему казалось, тогда, как сам он был бессмертен. Профессор классической филологии, сидевший в прихожей, в шубе и шапке, с палкой, с книгами на коленях, дожидаясь начала своей лекции. Теперь можно было бы запросто присесть рядом. Продекламировать вдвоем: «Ehéu fugáces, Póstume, Póstume, labúntur ánni»*.( Read more... )Оригинал
Феликс Кривин
Дмитрий Эвадиевич Коломенский
«Наша драма была в том, что нас заперли и забили в общий склеп. Цивилизация поняла индивидуальные особенности каждого человека и соорудила дома, квартиры, комнаты. <…> Она поняла, что человек — не скот; что самых близких людей нужно отделять и уединять. Совместное, в кучу, проживание было изобретено цивилизацией, как форма государственной кары за преступление. Только в тюрьме люди скучены; если они в одной и той же комнате совместно проводят день и спят, и испражняются тут же, где едят, — то это и есть тюрьма. Тирания создала из этого нормативный быт [XVI: 119, 6].
Американский биолог Роберт Сапольски уверен, что это так, и готов убедить вас. Кто мы такие? Этот вопрос не исчезает с радаров науки, искусства, религии, да и, пожалуй, всех остальных областей нашей жизни уже которое столетие: он тонет в жарких спорах, обречённый оставаться риторическим. Что, впрочем, не помешало Роберту Сапольски, американскому нейроэндокринологу, назвать книгу именно таким образом. «Кто мы такие? Гены, наше тело, общество» вышла совсем недавно в издательстве «Альпина»
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
chiming
