Юрий Давидович Левитанский (22 января 1922, Козелец, Черниговская область, Украинская ССР — 25 января 1996, Москва)
ЮРИЙ ЛЕВИТАНСКИЙ * * * Была зима, как снежный перевал, с дымком жилья, затерянным в провале. Но я в ту пору не подозревал, что я застрял на этом перевале. ( Read more... ) ( Read more... )
В стране знамён и вечного парада жила я и с задачками боролась, но как-то раз отец на всю зарплату купил мне голубой огромный глобус.
С завязанными он подвёл глазами и снял повязку, и глаза открыл мне, я увидала шар земной с лесами и океанов перехлёст акрильный.
Материки во все концы простёрлись и волны заскакали в дикой пляске, девчонке подарили синий глобус и острова, как брызги яркой краски.
Девчонке подарили берег жёлтый, где корабли уходят от причала, ей подарили жизнь другого сорта, чтобы она смотрела и мечтала. ____________________ ( любимое из моего детства )
Всё непреложней с годами, всё чаще и чаще, я начинаю испытывать странное чувство, словно я заново эти листаю страницы, словно однажды уже я читал эту книгу.
Мне начинает всё чаще с годами казаться — и всё решительней крепнет во мне убежденье — этих листов пожелтевших руками касаться мне, несомненно, однажды уже приходилось.
Я говорю вам — послушайте, о, не печальтесь, о, не скорбите безмерно о вашей потере — ибо я помню, что где-то на пятой странице вы всё равно успокоитесь и обретёте.
Я говорю вам — не следует так убиваться, о, погодите, увидите, всё обойдётся – ибо я помню, что где-то страниц через десять вы напеваете некий мотивчик весёлый.
Я говорю вам — не надо заламывать руки, хоть вам и кажется небо сегодня с овчину — ибо я помню, что где-то на сотой странице вы улыбаетесь, как ничего не бывало.
Я говорю вам — я в этом могу поручиться, я говорю вам — ручаюсь моей головою, ибо, воистину, ведаю всё, что случится следом за тою и следом за этой главою.
Я и себе говорю — ничего, не печалься. Я и себя утешаю — не плачь, обойдётся. Я и себе повторяю — ведь всё это было, было, бывало, а вот обошлось, миновало.
Я говорю себе — будут и горше страницы, будут горчайшие, будут последние строки, чтобы печалиться, чтобы заламывать руки, — да ведь и это всего до страницы такой-то. 1985
Координаты времени условны. Привычно говорим — задолго до. До нас. До наших дней. До нашей эры. До Рима. До Пилата. До Голгофы. До Ноя. До ковчега. До потопа. История — вся сплошь — задолго до. Живущие меж прошлым и грядущим, всё тщимся заглянуть как можно дальше. За нами — тьма, и перед нами — тьма. Так и живём меж тою тьмой и этой, на крохотном пространстве между ними — живём, как в ожидании Годо. И как ни жаль, о друг мой, но похоже, что мы с тобой живём на свете тоже задолго до, мой друг, задолго до. ____________ ( Read more... )
Ну что с того, что я там был. Я был давно. Я всё забыл. Не помню дней. Не помню дат. Ни тех форсированных рек.
(Я неопознанный солдат. Я рядовой. Я имярек. Я меткой пули недолёт. Я лёд кровавый в январе. Я прочно впаян в этот лёд — я в нём, как мушка в янтаре.)
Но что с того, что я там был. Я всё избыл. Я всё забыл. Не помню дат. Не помню дней. Названий вспомнить не могу.
(Я топот загнанных коней. Я хриплый окрик на бегу. Я миг непрожитого дня. Я бой на дальнем рубеже. Я пламя Вечного огня и пламя гильзы в блиндаже.)
Но что с того, что я там был, в том грозном быть или не быть. Я это всё почти забыл. Я это всё хочу забыть. Я не участвую в войне — она участвует во мне. И отблеск Вечного огня дрожит на скулах у меня.
(Уже меня не исключить из этих лет, из той войны. Уже меня не излечить от той зимы, от тех снегов. И с той землёй, и с той зимой уже меня не разлучить, до тех снегов, где вам уже моих следов не различить.)