МЫ В 21 ВЕКЕ. НО В РОССИИ. НО В 21 ВЕКЕ

[kolyuchka53]

https://www.youtube.com/watch?v=JmtqJPxb_rs
http://echo.msk.ru/programs/personalno/1978484-echo/

Виктор Шендерович
радио Эхо Москвы
Особое мнение
11 мая 2017


О. Журавлёва
― Добрый вечер. Это программа «Особое мнение». У нас в гостях писатель Виктор Шендерович. Здравствуйте, Виктор.
В. Шендерович
― Добрый вечер.
О. Журавлёва
― Вам тут пишут в несколько агрессивной форме, что вы наверняка по преступнику Соколовскому будете ныть. А как же, отвечаю я. «У меня вопрос, — пишет слушатель, — человек сознательно, умышленно и спланировано нарушил закон, каким бы этот закон ни был, его нужно уважать. Не такая уж это дикость – не лезть со своими плясками и покемонами в храм». Скажите, а нарушил Соколовский закон?
В. Шендерович
― Я не большой знаток закона. Тут юристы должны. Но сама постановка вопроса, что каков бы он ни был. Всё, что делал Гитлер, напомню, было сделано по закону. Исключительно строго, с немецкой тщательностью. Просто законы были такие. Такая была власть, его избрал народ, потом как-то забыл переизбрать. Потом как-то оказалось, что лучше один фюрер и одна власть бессменная. А всё было по закону сделано. Это была главная кстати линия защиты на Нюрнбергского процессе. Что всё по закону. Не всякие законы, во-первых, следует выполнять. Это так, à propos. Что касается приговора Соколовскому, то вне зависимости от того, как к нему относиться, вот тут на здоровье. Мы отношение не обсуждаем.
О. Журавлёва
― А можно Виктор Шендерович скажет, как ему лично Соколовский и его деятельность.
В. Шендерович
― Я не в восторге от некоторых форм выражения своих мыслей, допустим. Но это не имеет никакого значения вообще. Потому что о вкусах мы будем говорить вот там, где мы разговариваем о вкусах. Есть приговор, приговор за экспрессивно окрашенную лексику, речевую деятельность, а также двигательную активность лица. Мы имеем обвинительный приговор в России, это новое слово в правосудии и огромные перспективы открываются. Мы имеем обвинительный приговор за двигательную активность лица. Тут мне хотелось бы подробнее, у меня у самого довольно подвижная мимика. Мне, например, хочется знать, с какого момента тут начинается Уголовный кодекс и срок.
О. Журавлёва
― В чей адрес двигаете лицо.
В. Шендерович
― Да, да.
О. Журавлёва
― Не на мой ли счет вы грызёте ноготь.
В. Шендерович
― Да, да! О! О! Не на мой ли счёт вы грызете ноготь, сэр, — вспомнила образованная Журавлёва. Первый акт «Ромео и Джульетты». Так вот если хочется кровопролития, тогда можно обидеться на этот самый ноготь. Разумеется. Если хочется кровопролития, раз уж ты отсылаешь к «Ромео и Джульетте». Если хочется кровопролития тогда другое дело. Но если хочется кровопролития, то можно зарезать за этот ноготь, разумеется. Так вот про двигательную активность лица, про мышечную. Какая группа мышц у нас на лице отвечает за разжигание розни к социальным группам. Ничего этого в приговоре нет. Но прецедент потрясающий совершенно.
О. Журавлёва
― Мы должны радоваться, что у нас, во-первых, не прецедентное право.
В. Шендерович
― Да.
О. Журавлёва
― А, во-вторых, приговор условный.
В. Шендерович
― Приговор условный, маразм безусловный. Этого приговора. И должен сказать, что конечно мы все радуемся, я уже говорил, что мы не Северная Корея. Мы все радуемся, да, а мог и бритвой по глазам, как в том анекдоте. Конечно. Но братцы мои, очередной шажок ясный внятный шажок в сторону ада. Очередное понижение стремительное норм. Довольно стремительное. Потому что за слова сажали. А вот за ноготь, за выражение лица ещё нет. Продолжим дальше и поцитируем, понаслаждаемся, там много чего в этом приговоре просто обнаслаждаемся. Соколовский виновен в переосмыслении непорочного зачатия. 21-й век. Напоминаю у нас. Мы в 21 веке. Но в России. Но в 21 веке. Переосмысление непорочного зачатия. Должен сказать, что до Соколовского в этом переосмыслении были замечены довольно многие активные блогеры, начиная как минимум с Вольтера. Вообще список злостных атеистов я тут выписал так от Гераклита проездом через Монтеня и Спинозу до Ивана Сергеевича Тургенева. А Тургенев ещё Америку любил. Вообще в топку.
О. Журавлёва
― Кстати, в этом Соколовского, не в Америке, а в том, что он за границу собирался как-то упомянуто.
В. Шендерович
― О, это тоже. Высказывал мысли, что хочет уехать за границу. В обвинительном приговоре. Ау, ку-ку. В обвинительном приговоре. Не на комсомольском собрании, но это ладно. В обвинительном приговоре. И что там лучше государственный строй. А ещё его осудили за то, что он формирует мнение, что в России царит мракобесие и произвол. Это просто гениально. Если бы не было этого приговора, то можно бы ещё как-то полемизировать. Но приговор-то вот. Этот приговор подтверждает правоту блогера Соколовского абсолютно. Так вот, братцы мои, по поводу списка атеистов. И ныне царствующего, надвигающегося, уже формализуемого средневековья. Давайте как-то мы решим, чего мы хотим-то от нашей страны. Чего мы строим, какую такую страну. Надо как-то определяться с направлением. Потому что можно действительно изъять из библиотек Ивана Сергеевича Тургенева, Монтеня, Спинозу.
О. Журавлёва
― Не надо подсказывать. Сейчас главный рефрен: не надо подсказывать.
В. Шендерович
― И удавиться на поясе Богородице всем. Братцы, средневековье. Средневековье. И я должен сказать, я всё время цитирую Станислава Ежи Леца: но одним и тем же мозгом нельзя мыслить и верить. Надо выбирать как-то. Это невозможно. Ещё раз, вера как выбор отдельного человека не обсуждается и у нас, слава богу, светское государство, и хоть в бога Перуна…
О. Журавлёва
― А у нас светское государство?
В. Шендерович
― У нас по Конституции-то светское. Только при вынесении приговоров... только судью я берусь проэкзаменовать вот эту, как бишь её, по Конституции, она не читала её. Она не в курсе.
О. Журавлёва
― Ну а если бы читала.
В. Шендерович
― Ну, может быть, тогда бы затормозилось что-то в булькании, которое она изрыгала. Приговор.
О. Журавлёва
― Слушайте, у судьи тоже нет выбора. У неё есть статья.
В. Шендерович
― У судьи есть выбор. Не быть судьёй с таким узеньким кругозором, во-первых, уйти с общественно опасной должности. Потому что она приносит тяжёлый вред на этой должности, тяжёлую опасность. Её можно не назначать на эту должность. Она может устраниться, как я бы устранился, если бы меня назначили в прыжки в высоту. К чему-то, к чему я непригоден по…
О. Журавлёва
― Я не соглашусь.
В. Шендерович
― Но это отдельный вопрос. Мы же не обсуждаем её.
О. Журавлёва
― Судья на своем месте сделала максимум что могла – дала условный срок.
В. Шендерович
― Судья на своем месте вынесла обвинительный приговор, слава богу, что не прецедентное право, но она вынесла обвинительный приговор за мимику. За неправильную мимику. Абсолютно, ещё раз говорю, можно радоваться, что мы сейчас не боремся за то, чтобы его отстегнули от батареи, от наручников. Что его не бьют, что он не в СИЗО. Но можно конечно порадоваться этому. Но давайте мы будем себя всё-таки отсчитывать от Европы, в которую нас правда не пускают уже и сами мы себя от неё как можно дальше отодвинули. Давайте мы будем себя всё-таки отсчитывать от чего-то более-менее цивилизованного. И ещё одна важная вещь. Это какой-то остроумный печальный человек заметил в фейсбуке: они сами копают котлованы для бассейнов. Ведь это не новая мысль, это катастрофа, прежде всего, для православия. Вот такие приговоры и такое лицо российского православия, явленное вот так это катастрофа, прежде всего, для православия.
О. Журавлёва
― А может быть это какой-то таинственный замысел?
В. Шендерович
― Ну можно, я не сторонник этих всех таинственных замыслов. Это по глупости по привычной, это те же грабли, всё тот же сон. Это Победоносцев, который кончается матросом Железняком. Но поскольку вокруг люди, которые не понимают связи между Победоносцевым и матросом Железняком, но с разбегу на эти же грабли. И потом эта же самая судья Шопоняк начнет приговаривать священников. Когда маятник прилетит с другой стороны и у неё будет другая администрация над ней.
О. Журавлёва
― У неё просто будут другие законы.
В. Шендерович
― Администрация другая будет давать ей квартиры, обеспечивать её благосостояние, она будет приговаривать священников. Вот также бурча приговор невнятно. Вот и всё. Это очень опасно прежде всего для православия. Ребята, не будите лихо, ну вроде бы век назад прошли это. Причём было в нашей стране, не в Руанде. Вроде проходили даже в школе это. Те же самые люди срывали колокола. Окститесь.
-------
РЕКЛАМА
О. Журавлёва
― И снова с вами программа «Особое мнение». Народ с вами спорит бурно. И подбрасывает дровишки в тему Соколовского. Во-первых, спрашивают, можно ли плевать на закон, можно ли начхать на закон. Интересуется Евгений. Ну а правда это что акция гражданского неповиновения, когда человек так откровенно нарушает закон. Он же знал о существовании закона.
В. Шендерович
― Да, да. Думаю, что это акция гражданского неповиновения, вызывающая уважение, ее посыл вызывает абсолютное уважение. Потому что мы противостоим нарастающему клерикальному, надвигающемуся клерикализму. Уже надвинувшемуся. Уже есть приговоры… Уже все религии равны, а другая равнее.
О. Журавлёва
― Пророк Мухаммед там тоже упомянут, так что не будем уж совсем.
В. Шендерович
― Неважно. Я сейчас говорю о клерикализме в принципе. На фоне, кстати, того (если говорить об оскорблении чувств верующих), что-то я не слышу миллионов вступившихся за «Свидетелей Иеговы». Пару недель назад в России или месяц — назад росчерком пера 170 тысяч человек были объявлены экстремистами. Как дело обстоит с охраной их чувств? Где россияне…
О. Журавлёва
― Они просто перестали быть верующими. Это же очень просто.
В. Шендерович
― Они перестали быть верующими. Их какой-то человек подписью своей выбросил из числа верующих.
О. Журавлёва
― Кстати, тоже был суд.
В. Шендерович
― Объявил сектантами! Конечно, разумеется! «У нас всё по закону». Кстати, о родимых пятнах. «Свидетели Иеговы» как известно, были запрещены и при Гитлере. Это всё родимые пятна, всё такие очень характерные родимые пятна. Братцы мои, по поводу оскорбления чувств верующих — это очень широкая тема. Я, например, верю в разум. Вот есть у меня такая вера с детства, так папа с мамой воспитали. И это моё чувство… моя вера в разум шатается, и поколеблена, и оскорблена существованием судьи Шопоняк! Этого путинского призыва — чаек-бастрыкиных. Оскорблена! И я не думаю, что я дождусь приговора по факту оскорбления моих чувств. Они оскорблены не меньше, уверяю вас. Не меньше! А гораздо сильнее и острее. Потому что мы имеем дело с интервенцией; ещё раз говорю: есть вера частного человека, и она не обсуждается. А есть интервенция. Насилие! Когда вторгаются, когда тебе запрещают что-то, когда тебе объясняют, какой вере ты должен принадлежать. Когда одни равнее других. Это чрезвычайно опасно. И для той веры, о которой идёт речь, и для всех остальных. Это тяжелейшие родимые пятна и главное (ещё раз говорю): мы всё это проходили. А по поводу уважения к закону – да, но к уважению к закону прилагается закон. Которого нет, при Путине нет суда, нет правосудия, нет ничего.
О. Журавлёва
― Ну как же. Вот есть вот такие законы и вот такой суд.
В. Шендерович
― Совершенно верно. Это и означает его отсутствие, беззаконие. Когда мы говорим про Гитлера или про Сталина: «тройки», была прекрасная сталинская Конституция — и то, что творилось при Сталине. И были абсолютные законы при Гитлере — и то, что творилось при Гитлере… Братцы мои, мы должны просто понимать, чем право, права универсальные отличаются от законов. Права — универсальные. Есть универсальные права человека. Посмотрите Жан-Жака Руссо, я не знаю, как он относился к непорочному зачатию, но почитайте его. Он, тем не менее, был неглупый человек. Есть универсальные права человека. И есть то, что с ними делают на местности. Там, сям. От Эфиопии до гитлеровской Германии и так далее. От Северной Кореи до нас. Что делают с этими универсальными правами человека! Как это обставлено. Каждый раз по-разному.
О. Журавлёва
― Ещё просто вдогонку один вопрос. Уже про человеческое. Соколовский будет героем или люди обожглись на Чудновец и Павленском, — интересуется Сергей из Екатеринбурга.
В. Шендерович
― Чудновец и Павленский очень разные случаи, замечу. Но, тем не менее… И Соколовский, возможно, третий случай… Это не имеет никакого значения! Ещё раз: вы можете лучше или хуже относиться к Чудновец, Павленскому, к Соколовскому (это три разных случая). Но это не имеет никакого значения. Для, извините за выражение, либерала. Потому что человек, посаженный неправосудно, человек, посаженный по политическому приговору или хотя бы просто неправосудно, — за этого человека надо вписываться, надо стараться, чтобы невинный человек вышел на свободу! Даже такой убогий, как Чудновец. Она не должна сидеть за то, что она убогая. Понимаете? За свои душевные качества она не должна сидеть в лагере! И мы должны были сделать так, чтобы она вышла на свободу. Она вышла на свободу и первым делом нас всех обосрала. Ее право. Но это не значит, что она должна сидеть в лагере. Вот этой простой вещи почему-то не понимают вроде бы нормальные умные люди. Какая разница, каков из себя Руслан Соколовский? Может быть вашим героем, может быть не вашим героем. Но он посажен, он получил обвинительный приговор — безвинно. И может быть, кстати, посажен. Он на коротком поводке.
О. Журавлёва
― Условный срок — да, это несвобода.
В. Шендерович
― Это несвобода, в любую секунду его можно… Он на коротком поводке.
О. Журавлёва
― По поводу поводка. Ты уже раньше говорил о том, что у нас в Европу не пускают. Сегодня подтверждён безвизовый режим для ЕС, завершил принятие безвизового режима для Украины. Это что означает. Гигантский скачок в Европу, как пишет наш слушатель или морковка на верёвочке. А это не двойные стандарты?
В. Шендерович
― По поводу чего?
О. Журавлёва
― По поводу Украины.
В. Шендерович
― Нет, это не двойные стандарты. В Украине политическая система очень далека от совершенства.
О. Журавлёва
― О, да.
В. Шендерович
― О, да. Но в Украине меняется власть, там есть выборы. Украина не ведёт захватнических войн на чужих территориях. А ведёт оборонительную войну на своей территории. Не так ли? Ну и несколько ещё примет – нет монополии на прессу, на суд…
О. Журавлёва
― А это разумно для Европы? Потому что всё равно регион сложный.
В. Шендерович
― Регион сложный. И это естественно…
О. Журавлёва
― Проблемный.
В. Шендерович
― Это риски свободного мира. Понимаешь, есть риски свободного мира, есть риски казармы.
О. Журавлёва
― А почему российский въезд безвизовый в Европу больший риск, чем украинский?
В. Шендерович
― Мы — граждане страны-агрессора. Мы граждане авторитарной страны.
О. Журавлёва
― И мы все за это наказаны.
В. Шендерович
― Да… Что значит наказаны? Нет, это не наказание, простите, нас никто не бомбит. Но естественно, граждане страны отвечают… это я говорил всегда: история — она по суммарному вектору действует. И там есть общий штраф. Да, в 1930-х годах плоховато быть немцем, даже если ты антифашист. Даже если ты не за Гитлера. Вот как-то узнают или там — в 1940-х, даже в конце 40-х… — узнают, что ты немец, и как-то пустеет вокруг. Как-то люди не хотят с тобой особенно общаться. Очень понятно. Ты платишь коллективный штраф за то, что ты гражданин такой страны. За то, что от твоего имени это всё делалось.
О. Журавлёва
― А разве для украинцев это не некий бонус. Разве это не сверхдоверие от Европы.
В. Шендерович
― Это бонус, безусловно. Это некоторое доверие, которое надо бы оправдать. Но это уже проблемы украинские. Это проблемы их диалога — и там я думаю, найдутся люди, которые это скажут. Не мое дело это говорить. Там найдутся люди, которые в связи с этим скажут какие-то трезвые слова, чтобы эйфории было поменьше. Но то, что российский случай и украинский случай — разные случаи, это зафиксировано отношением, это довольно понятная и принципиальная вещь. Обижаться мы можем сколько угодно, на обиженных воду возят. Хочу только заметить по поводу наших прорывов: я тут увидел рекламу Аэрофлота. С 1 июня два раза в день рейсы Аэрофлота — знаешь куда? В Белгород. Как думаешь, почему?
О. Журавлёва
― Почему?
В. Шендерович
― Ну напрягись. В Киев-то не летаем. А люди хотят на Украину. Людям надо на Украину! А мы в Киев не летаем. Значит, мы два рейса в день — невиданная вещь! — в Белгород. Чтобы оттуда добираться. Это мы всё делаем для наших граждан…
О. Журавлёва
― И правда для граждан. Виктор Анатольевич, дорогой.
В. Шендерович
― Может быть для граждан в Киев прилететь. Может быть, для граждан — извиниться перед Украиной и вывести войска?
О. Журавлёва
― Ага. Ещё Крым отдать, да?
В. Шендерович
― Это неплохо было бы. Очень неплохо. Но для начала, если мы так озабочены летним отдыхом наших граждан, — не два рейса в Белгород, блин, позорище… А просто в Киев четыре раза? И будет тебе счастье. Но в том-то и дело, что с одной стороны заработать охота — и это правильно, логично, спрос есть, почему бы ни отбить у железных дорог. Всё равно им туда в том направлении! Но какое же позорище, прости господи.
О. Журавлёва
― Это Виктор Шендерович со своим особым мнением. Мы встретимся после небольшого перерыва.
________
О. Журавлёва
― И снова с вами программа «Особое мнение». И вот Дима продолжает полемику. «Разве Соколовский не пытался заработать, Ютуб платит за ролики с большим рейтингом. Я против осуждения Соколовского, но причём тут акт неповиновения?»
В. Шендерович
― Да. Я забыл, что среди прочего, что вменялось – попытка заработать. В приговоре.
О. Журавлёва
― У нас у Навального приговор тоже…
В. Шендерович
― Он пытался заработать денег. Почему на свободе Сечин, Якунин, Аэрофлот весь, который только что рейсы придумал в Белгород. Всех сажать. Они хотели заработать. Это оказывается основание для строки в приговоре. Вообще много перспектив…
О. Журавлёва
― На самом деле Дима говорит о том, что осуждение неправильное, но мотивация Соколовского отнюдь не гражданское неповиновение.
В. Шендерович
― Мотивация Соколовского — это предмет для дискуссии. Для обсуждения, для гадания на кофейной гуще. Для мнения. А приговор это не мнение. Это реальность, в которой мы живём. Давайте, чёрт возьми, держать тему. Относиться к Соколовскому можете хоть как к Чудновец. Но давайте держать тему. Обвинительный приговор по факту попытки заработать денег и мимического какого-то выражения лица и речевых особенностей каких-то. Экспрессии речевой. Обвинительный приговор.
О. Журавлёва
― Виктор Анатольевич, а давайте ещё про гуманизм немножко.
В. Шендерович
― Вот, я только хочу заметить, что мы обсуждаем очень подробно прекрасный условный приговор блогеру Соколовскому, о котором многие жалеют. Но хочу заметить, что человек, который чуть не выжег глаз Навальному спустя две недели на свободе. И он не в розыске. Хотя его фамилия известна, фотография известна, и в одно касание до Путина от этого человеку, он фотографировался со многими путинскими друзьями.
О. Журавлёва
― Кстати, за фотографии Навального на отдыхе в Интернете кто-то обещает заплатить немного денег.
В. Шендерович
― Да. Хочет заработать. Я хочу всё-таки вернуться к этому. Ау, господа Колокольцев, Чайка и все прочие, кто стоят на страже нашей законности…
О. Журавлёва
― Но следствие идёт. Ну что вы.
В. Шендерович
― Нет, мы-то с тобой не будем валять дурака. Вы покрываете преступника. Вы соучастники преступления. Господин Колокольцев, господин Чайка. Господин Бастрыкин. Вы соучастники, нет, Колокольцев вряд ли, он у нас теперь…
О. Журавлёва
― Вроде ни при чём.
В. Шендерович
― За это ни при чём. А вот эти двое соучастники преступления. Покрывают преступление. Не в первый раз. Как в случае с Немцовым, как в более тяжёлых случаях, просто фиксируем ещё раз, что пока мы обсуждаем, нужно ли было брать в кандалы блогера Соколовского за не то выражение лица, у нас на свободе неразысканный и не в розыске человек, который пытался прилюдно под телекамеры выжечь глаз Навальному. Вот всё, что мы хотим знать о законе и торжестве закона. Поэтому забудем об этом слове. Есть корпорация у власти, в которую входит и Гундяев, и Петрунько, и Чайка, и Бастрыкин, и Путин, вот они все, эта судья. Каждый на своей веточке, каждый на своей зарплате.
О. Журавлёва
― Ещё немножко про законы. Можно подать заявку, — спрашивает слушатель Гавриков, — на проведение митинга за запрет проведения митингов, каков будет ответ?
В. Шендерович
― Не знаю.
О. Журавлёва
― Это вполне законно.
В. Шендерович
― Да, кстати, ещё одна тема: о, спорт, ты мир и отмена статей Конституции! Под кубок Конфедерации — нельзя собраться теперь. Потому что — только по разрешению ФСБ. Вот радость! — одна польза от чемпионата мира практическая у Путина уже есть. Под это дело — нельзя больше двух собираться. Это к вопросу всё о законе. О Конституции какой-то, в которой записана какая-то свобода собраний. Это ещё раз…
О. Журавлёва
― Но безопасность же, Виктор Анатольевич.
В. Шендерович
― Оля, всё понятно. Ты адвокат дьявола, тебе положено. Тем не менее, я просто призываю слушателей не валять дурака, отдавать себе отчёт, что закона никакого нет и быть не может. У корпорации, которая захватила власть и не отдает, нет никакого закона, а есть инстинкт самосохранения — и все инструменты, которые нужны для удержания у власти; все пущены в ход. От этой судьи продажной — до этого Чайки, и до Петрунько, который может плеснуть в глаз кислотой. Всё задействовано. Ещё Кадыров про запас. Если убить кого-нибудь. И не будем говорить…
О. Журавлёва
― А вот как быть в этой ситуации.
В. Шендерович
― Как быть каждый выбирает для себя. Но не будем только, я просто ещё раз, не будем в 118-й раз чего-то говорить про закон какой-то… вот про это только не надо. Закона нет. А прецеденты всё тяжелее и тяжелее.
О. Журавлёва
― Ну вот хорошо, если симпатичные, например, люди пытаются проводить какие-то акции, собирать на что-то деньги или организовывать какие-то митинги, они ведь должны действовать в рамках закона. Или уже всё, чепец за мельницу и делать что хотим.
В. Шендерович
― Ну в том-то и дело…
О. Журавлёва
― Как правильно?
В. Шендерович
― Что значит правильно? Оля. Ты загоняешь в тот самый дьявольский выбор, о котором говорил Аверинцев. Дьявол тебе предлагает выбор — не делай его! В обеих руках зло. Есть какой-то…
О. Журавлёва
― Значит подавать заявку на митинг это зло.
В. Шендерович
― Ещё раз. Мы принимаем как данность полуфашистский режим личной власти, который установлен в России, где всё решается наверху, и нет никаких законов. Это мы принимаем как данность, как явление природы. И обсуждаем не его, а только — что же делать теперь? Сидеть дома или выходить с зонтиком, или без.
О. Журавлёва
― В случае Навального надо было писать бумагу с просьбой всё-таки уже выдать паспорт.
В. Шендерович
― Дальше каждый решает… Разумеется, надо! Здесь каждый дальше решает для себя. Но только не будем обсуждать тех, кто решает, так или иначе — гораздо важнее довести до сознания хотя бы… Я не призываю выходить на улицы, сносить Кремль, я говорю только: доведите до сознания!
О. Журавлёва
― Что изменится?
В. Шендерович
― Если довести до сознания? Ты знаешь, через какое-то время как правило меняется. Если миллионы людей поймут, что они живут действительно в таком полуфашистском государстве, если они это доведут до мозгов, — нет, я думаю, изменится через какое-то время. Эволюция началась с того (это моя дарвинистская точка зрения), что обезьяна почувствовала себя человеком. Вот с этого начинается! Мы должны… Если нас устраивает, если мы воспринимаем как данность эти условия игры, и только говорим о том, как же нам поступать — и не стыдно ли просить паспорт, если тебе выжгли глаз? Не стыдно ли просить у власти паспорт? — вот тема для дискуссий. Отличную тему мы ввели для дискуссий! Братцы, хоты бы мы должны…
О. Журавлёва
― Не стыдно ли соглашаться на предложение властей пойти другим маршрутом с митингом протеста.
В. Шендерович
― Мне кажется, стыдновато. Да. Но дальше я камня не кину в тех, кто соглашается на это. Потому что это уже выбор тактики. А я сейчас… Гораздо важнее еще раз – зафиксировать статус-кво. Зафиксировать — где мы, ребята. Мы же по-прежнему чем-то гордимся. Мы по-прежнему галлюцинируем, что мы какая-то великая страна. Ребята, мы на уровне… По дороге к Эфиопии, на уровне Венесуэлы. Мы там. Мы в этом ряду. И кто у нас рядом с нами, на параде стоял? Царь Додон молдавский. «Золотого петушка» ещё не видно — Додон уже есть. Никого, кроме. Никого кроме, опустело вокруг.
О. Журавлёва
― А почему так опустело?
В. Шендерович
― Мы сами себя в изгои загнали. Сами! Ребята, если вы готовы — миллионы людей — ассоциировать себя с Путиным, то получайте Додона на 9 мая, единственного вашего союзника. Других нет, извините. Вот такой. Если вас устраивает ваше место в мире, если вас гордость обуревает по этому поводу – ну продолжайте гордиться! Платить будут значит, если вы не доживете, ваши дети. Ваши внуки будут за это платить. Потому что бесплатно это не проходит. Этот царь Додон, он бесплатно не проходит! А когда именно «золотой петушок» сядет на какое-нибудь темечко – это уже как мать-история скажет. Но это уже второй вопрос. Главное для начала, чтобы мы зафиксировали… Есть несколько, просто пара минут…
О. Журавлёва
― Не пара, чуть больше. Но вас очень просили сказать пару слов памяти Даниила Дондурея. Просто всё время говорим на темы, на которые он много думал и говорил.
В. Шендерович
― Да. В 2009 году вышла его статья, написанная вместе с Кириллом Серебренниковым — «В поисках сложного человека». Статья так и осталась криком вопиющего, так сказать, в номенклатурной пустыне. О том, что нужно сделать: не бояться «сложного человека» — рефлексирующего, непростого, критически настроенного. Власть не должна бояться этого человека! «Сложный человек» — это наш единственный шанс вытащить цивилизацию куда-то наверх из того дерьма, в котором она… из того усреднённого казарменного дерьма. Дондурей криком кричал об этом. О необходимости уважения к сложному человеку. Это было в 2009-м году. Потом был 2012-й, потом 2014-й… Сложный человек и тогда был маргиналом, а с 2012-14-го он стал уже просто врагом этого государства. Сложные люди…
О. Журавлёва
― Причем врагом тех самых простых людей.
В. Шендерович
― «Простых». Да, но только давайте закавычим это слово! Простота хуже воровства. Воровство тут тоже присутствует, заметим… Так вот, сложные русские люди, которые — как прошлые «сложные» русские люди — будут составлять потом гордость цивилизации, если эта цивилизация выживет — они либо здесь в маргиналах, либо уже не здесь. А царит «простота». И стилистика не «Искусства кино», которое создал замечательный великий Даниил Дондурей, а — «Комсомольская правда». Наш мажор так сказать стилистический. И образец стилистический. Скойбеда вместо Дондурея. И это не проходит тоже безнаказанным. И мы, конечно… правильно многие писали: мы, конечно толком не поняли, сколько мы потеряли со смертью этого тихого интеллигентного человека. Он был воплощением интеллигента. Не потому что умный и в очках, а потому что — образованный человек, который чувствовал свою ответственность перед культурой, перед обществом. И его тихий голос был слышен для тех, у кого были уши. К сожалению, те, кто его слушали, — тоже маргиналы. К сожалению, страна как всегда со свистом промахнула мимо этого совета. Громкость слишком большая у страны. Не услышала тихих слов потрясающего, замечательного Даниила Борисовича Дондурея. Светлая ему память. Но мы ещё не раз я думаю, будем перечитывать и хвататься за голову: как же мы не видели этих простых слов. Как же мы не слышали этого тихого голоса.
О. Журавлёва
― Но к счастью у нас осталось достаточно много и написанных и сказанных Даниилом Борисовичем слов. И к счастью в нашу информационную эпоху ко многим словам можно вернуться, ещё раз подумать.

В. Шендерович
― Как минимум есть эта возможность. Тут ещё надо чтобы было желание. Чтобы было желание перечитать.

Мне жаль неузнанной до времени строки.
Но всё ж строка — она со временем прочтется.
И перечтется много раз и ей зачтется,
И всё, что было с ней, останется при ней.
Но вот глаза — они уходят навсегда.
Как некий мир, который так и не открыли,
Как некий Рим, который так и не отрыли,
И не отрыть уже, и в этом вся печаль.
Но мне и вас немного жаль, мне жаль и вас,
За то, что суетно так жили, так спешили,
Что и не знаете, чего себя лишили,
И не узнаете, и в этом вся печаль.

Это Юрий Левитанский. Вполне и про Даниила Борисовича Дондурея, конечно.

О. Журавлёва
― Спасибо большое. Писатель и журналист Виктор Шендерович со своим особым мнением. Всего доброго.

В. Шендерович
― Счастливо.