И всего сложнее — жить, ибо жизнь страшнее смерти... *

[kolyuchka53]

Возвращение

Я вернусь в ноябре, когда будет ледок на воде,
Постою у ворот у Никитских, сутулясь в тумане,
Подожду у "Повторного" фильма повторного, где
Моя юность, возможно, пройдёт на холодном экране.

Я вернусь в ноябре, подавившись тоской, как куском,
Но сеанса не будет и юности я не угоден.
Только клочья тумана на мокром бульваре Тверском,
Только жёлтый сквозняк — из пустых подворотен...
1975

       * * *

Беспечно на вещи гляди,
Забыв про наличие боли.
— Эй, что там у нас впереди?..
— Лишь ветер да поле.

Скитанья отпущены нам
Судьбой равнодушной, не боле.
— Эй, что там по сторонам?..
— Лишь ветер да поле.

И прошлое, как за стеной,
Но память гуляет по воле.
— Эй, что там у нас за спиной?..
— Лишь ветер да поле.

Монолог провинциала

Мне думалось,
Что я преодолел
Провинцию,
Её родные парты
И жаркий дух,
Что голубел и млел,
И смачный стук —
Всей пятернёй о нарды,
И тень резную

В августовский зной,
И жирный день,
Щипящий на мангале,
И этот потаённый
Земляной
Озноб в парадном
И озноб в подвале...

Мне думалось,
Что я почти герой —
Тянули миражи,
Вокзалы,
Сходни
От улицы,
Где пробегал порой
Большой петух
В проёме подворотни,
От медленных
Восточных вечеров,
От музыки,
Смакующей обиды,
От пыльного величия ковров,
Висящих,
Как сады Семирамиды...

Мне думалось,
Что можно извинить
Себя за всё,
Легко забыв про это,
И душный быт
Беспечно изменить
Простой покупкой
Авиабилета.

Из мусульманства,
Из дашбашных дел,
Из местной жизни,
Чуждой славянину,
Я непременно вырваться хотел.
И променял
Чужбину
На чужбину...
1980

Транзитный пассажир

Он в апреле
Под утро приехал туда,
В этот полузабытый
Чинаровый город,
Где прошло,
Как сквозь пальцы проходит вода,
Голубиное время;
И явственный голод
По былому
Его охватил целиком,
Целиком охватила душевная смута.
На пустынном перроне,
Ища телефон,
Он вдыхал наплывающий запах мазута.
Всё, казалось, дышало забытым теплом,
Щекоча возбуждённые ноздри и нервы:
Здесь
На грустную жизнь получил он диплом
И отсюда ушёл ни последний, ни первый.
Здесь
Упругое сердце звенело мячом,
И на стену шампанского брызгала пена.
Здесь
Он гроб выносил, и гремел за плечом
Похоронный оркестр под диктовку Шопена.
Здесь,
Как деку, озвучила душу струна
И незримые пальцы живое задели.
Здесь,
Готовя себя (о, искатель руна!)
Он не ведал размаха безумной затеи.
Здесь...
Но только вокзал показался ему
Незнакомым,
Такого не знал он вокзала...
И рассветную площадь
В безлюдном дыму
Фонари освещали, горя вполнакала.
Незнакомая улица к центру вела,
Незнакомый бульвар подступал парапетом...
И невольно подумалось: 'Ну и дела!
Да и жил ли когда-то я в городе этом?..'
Ветерок налетевший
Листву теребил,
А приезжий смотрел на фонтан и на зданья.
Но от мест,
Что он помнил и с детства любил,
Не осталось, увы,
Ни кола,
Ни названья...

               * * *

Когда гуляет листопад
В глухую пору по округе
И листья, покидая сад.
Кружат по улицам Калуги,
И кто-то шепчет в полусне,
Что старой вишни больше нет,
Лишь только чеховским пенсне
В траве лежит велосипед,
А за оградой строгий дом,
В котором лестница, как локон,
При освещении таком
Похож на Александра Блока...
То понимаешь, что пора
Избавить душу от привычки
Искать сравненья, что игра
Не стоит даже мокрой спички,
Поскольку знаешь наизусть
О чём поет лукавый табор...
В провинции такая грусть,
Что обойдёмся без метафор.
1984

        * * *

Несовпаденье. Путаница карт.
Ещё не вечер, но уже не утро,
Готовое направить свой азарт
По голубой спирали перламутра

Туда, где сад особенно тенист
И звонкий лёд кладут в стаканы с виски,
И, ставший на колено, теннисист
Шнурует кеду юной теннисистке.

Когда ты это видел и при чём
Картинка под Набокова, где Ева
Не яблоком, но теннисным мячом
На корте искушает пионера?..

Откуда этот непонятный пласт
Воспоминаний, наслоенье ила,
Когда тебя негаданно обдаст
Волной того, что не происходило?..

И ты живёшь, как будто по другой
Программе телевиденья в концерте
Участвуешь, и нету под рукой
Ни жизни доморощенной, ни смерти!..
1990

       * * *

Профиль стула, напоминающий букву 'h',
Зеркало, вобравшее смуту осенней ночи,
И душа, пополняющая нелепый багаж
Впечатлений от бессонницы, а короче —
Меловое безумие света в моём окне
И сияние нимба торжественное, как на иконах...
Говорят, что души умерших лежат на луне
(если верить Ванге, то в продолговатых флаконах).
Только кто мы и что мы в немыслимой бездне лет,
Коли наша судьба: произвол, слепота, беспечность...
И не надо замысла, чтоб сколотить табурет,
И не нужно губ, чтоб в пространство вдохнуть
бесконечность...
1990

       * * *

Невесело в моей больной отчизне,
Невесело жнецу и соловью.
Я снова жду слепого хода жизни.
А потому тоскую или пью.
Невесело, куда бы ни пошёл, —
Везде следы разора и разлада.
Голодным детям чопорный посол
В больницу шлёт коробку шоколада.
Освободясь от лошадиных шор,
Толпа берёт билеты до америк,
И Бога я молю, чтоб не ушёл
Под нашими ногами русский берег...
1990

       * * *

Нет, пожалуй, печальней небес,
Чем над нашей осенней равниной.
Облака надвигаются без
Выкрутас рококо и лепниной
Небогато пространство для дум
О развалинах дивного замка,
И невольно приходят на ум —
Штукатурка, извёстка, изнанка,
Потускневших белил густота.
Вороньё над развалом помойки...
И такая вокруг пустота.
Словно ты на заброшенной стройке.
Что упёрлась в небесную твердь
Арматурою и кирпичами.
О, не с нас ли, Всевышний, ответь.
Началось в небесах одичанье?
Ни плывущих в закате бород,
Ни видений воздушного цирка... —
Только белого света разброд
И дождливое небо из цинка.
1994

       * * *

Я умер и себя увидел сразу
В раздвоенности небывалой,
Где
Под потолком,
Невидимая глазу,
Из дымчатого мягкого стекла
Душа витала
И прощалась с телом,
Как с домом
Отъезжающий навеки
Прощается жилец,
Последним взглядом
Окинув окна,
Дверь
И палисадник...

Прощай, берлога радости
И боли,
Которая даётся напоследок,
Чтоб было нам — зажившимся —
Не жалко
Оставить свет
Похожий на версту.

И всё бы ничего,
Да только вот
Душа — сиротка, беженка, простушка —
Потерянная на большом вокзале,
Не знает где приткнуться,
Как войти
Безденежным
Безликим существом
В холодные потёмки мирозданья.

Ни друга, ни подруги, ни страны
Здесь не найдёшь
И, видно, потому
Лишь 41-й день смиряет душу,
Которой плохо
Без любви и цели
В бездомном одиночестве парить...
1994

       * * *

Лишь подводя итоги в декабре,
И глянув на судьбу с другого бока,
На годы, что построились в каре,
Поймёшь, как жизнь пуста и одинока.
Где этот мальчик, в солнечном окне
Следящий белый крестик самолёта,
Гудящего в осенней тишине,
И римскую пятёрку перелёта,
Скользящую по небесам на юг?..
Где шалопай, лежащий на соломе,
Который выбрал в скопище наук
Науку грусти, что таится в слове?..
Где эти люди, родина и мать?..
Лишь призраки толпятся у порога,
И продолжает сигарету мять
Рука непроизвольно, и у Бога
Бессмысленно просить за мир, увы,
Людей исчезнувших из обихода
Без суеты и горестной молвы
В той очереди серой, как пехота,
Где ты стоишь, придвинувшись уже
К самой решётке, за которой бездна
Ревёт, как зверь – в подземном гараже,
И просьба о пощаде бесполезна…
1996

____________
*)
“Телефон молчит в ночи…”
___________________________
© Евгений Блажеевский