Анна Ахматова

[kolyuchka53]

Имя при рождении‎: ‎
Анна Андреевна Горенко

Род деятельности‎: ‎поэтесса‎, ‎переводчица‎, ...
Дата рождения‎: ‎11 (23) июня 1889
Дата смерти‎: ‎5 марта 1966 (76 лет)




Борис Херсонский

Анна А.

Странно! Под тяжёлым одеялом войны
шевелились ложь и насилие революций.
Так в кровавой ванне немыслимой старины
смерть встречал спокойный бессмертный Луций.

А ей всё любовь и измена и губы её холодны,
и сердце её замирало под чьей-то рукою.
Ложь и насилие шевелились под одеялом войны.
Всё шло не так. А она оставалась такою.

В этом что-то от стоицизма. Натура прекрасной жены
выстояв, победит убивающего человека.
Ложь и насилие шевелились под покровом войны.
мир - в обескровленной ванне, как Луций Анней Сенека.

А ей всё балы, Петербург, и в сером граните Нева.
Холод пустой постели и жар соблазна.
А ей всё письма, строки, слова, слова,
но война идёт и красота войны безобразна.

А ей всё портреты в профиль - с горбинкою нос,
сжатые губы и царственный взгляд, в котором,
читаешь сколько жизней ангел смерти унёс,
а что не взято штурмом, будет взято измором.

И где нет в стене пролома, там подкоп под стеной.
А ей всё Летний сад, и нагая муза Эрато.
Возьмут революции то, что не взято войной,
и что не взято изменой, то смертною казнью взято.

И будет ангел снимать седьмую печать.
Пройдёт ещё год - и откроются двери ада.
Есть время отпраздновать способность не замечать -
великое свойство святого женского взгляда.
ОТСЮДА

https://youtu.be/QEIjre7V0wU

(Северные элегии, шестая)

Есть три эпохи у воспоминаний.
И первая — как бы вчерашний день.
Душа под сводом их благословенным,
И тело в их блаженствует тени.
Ещё не замер смех, струятся слёзы,
Пятно чернил не стёрто со стола —
И, как печать на сердце, поцелуй,
Единственный, прощальный, незабвенный…
Но это продолжается недолго…
Уже не свод над головой, а где-то
В глухом предместье дом уединенный,
Где холодно зимой, а летом жарко,
Где есть паук и пыль на всем лежит,
Где истлевают пламенные письма,
Исподтишка меняются портреты,
Куда как на могилу ходят люди,
А возвратившись, моют руки с мылом,
И стряхивают беглую слезинку
С усталых век — и тяжело вздыхают…
Но тикают часы, весна сменяет
Одна другую, розовеет небо,
Меняются названья городов,
И нет уже свидетелей событий,
И не с кем плакать, не с кем вспоминать.
И медленно от нас уходят тени,
Которых мы уже не призываем,
Возврат которых был бы страшен нам.
И, раз проснувшись, видим, что забыли
Мы даже путь в тот дом уединенный,
И задыхаясь от стыда и гнева,
Бежим туда, но (как во сне бывает)
Там все другое: люди, вещи, стены,
И нас никто не знает — мы чужие.
Мы не туда попали… Боже мой!
И вот когда горчайшее приходит:
Мы сознаём, что не могли б вместить
То прошлое в границы нашей жизни,
И нам оно почти что так же чуждо,
Как нашему соседу по квартире,
Что тех, кто умер, мы бы не узнали,
А те, с кем нам разлуку Бог послал,
Прекрасно обошлись без нас — и даже
Всё к лучшему…
1945

Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.
Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины жёлто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.
Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озёрной лесопильни.
Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.
1912