kolyuchka53 (
kolyuchka53) wrote2016-03-20 10:58 am
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
Слишком ранние предтечи слишком медленной весны (с)*


В фейсбуке Саша Обухова (ГАРАЖ)
попросила совета (и получила) по поэзии Михаила Каплана.
Подумалось, что "Площадью Маяковского 1958-1965"
будет нелишним поделиться и здесь.
АМАВЪ — поэтическая группа: Аполлон (Шухт), Михаил (Каплан), Анатолий (Щукин), Владимир (Вишняков) . Распалась в 1961.
Шухт Аполлон Викторович (псевд. А.Шуг; р.1941) — один из поэтов «Маяковки», писал преимущественно в жанре политической лирики. Участник «Бумеранга» и «Феникса». Впоследствии закончил мехмат МГУ (заочно).
Каплан Михаил Михайлович (псевд. М.Вербин; р.1943) — один из поэтов «Маяковки», лирик. Завсегдатай салона Ю.Мамлеева. Участник самиздатских журналов «Феникс», «Сфинксы» ( 1, 2), составитель и редактор журналов «Сирена» ( 1, 2) и «Фонарь». В советской прессе не печатался. В 1988 вышел сборник его стихов «Предчувствие беды» (Москва; Париж).
Щукин Анатолий Иванович (псевд. Ан. Ветер; р.1940) — один из поэтов «Маяковки», участник «Бумеранга», «Феникса», «Сирены».
Вишняков Владимир Петрович (псевд. Ковшин; р.1941) — один из поэтов «Маяковки», участник самиздатских сборников «Бумеранг», «Феникс», «Сирена», «Сфинксы».
//Краткие cведения
об участниках чтений на площади Маяковского,
их наcтавниках, друзьях и недругах,
а также о самиздатских журналах
и самодеятельных объединениях, упомянутых в книге//
Читать стихи на площади мог и Евгений Евтушенко, и случайный прохожий-графоман, и Юрий Галансков, рассматривающий свою поэзию как часть политической борьбы. Но были на «Маяке» четверо «главных» поэтов. Не «политиков», а именно поэтов — Аполлон Шухт, Михаил Каплан, Анатолий Щукин, Владимир Вишняков (Ковшин) — АМАВЪ (Аполлон, Михаил, Анатолий, Владимир).
Стихи, звучавшие на площади
Аполлон Шухт
ЗВУКИ
I
Не тяни
За эти нити
Тени тонут в пустоте
Небо в нимбах
Небо мнимо
Мы не эти
и не те
Мы оттенок
Мы иные
Мы предчувствие,
предтеча
К вам немые
К вам земные
Наши мысли
Наши речи
II
Да человек. Его лечат
Новь и вонь
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Кинг — книг
Факты выткав
Убери репу
III
Вопль догоним
Хлоп в ладони
А огонь в агонии
Кони в пене
пенье
пони
Какофония
IV
Миру рифм
Мера свинца
Венок к лире
Мертвеца
От детей и от Отца
Лац-ца дриц-ца
Ла-ца-ца
Ца
Ца
Ца
Ца
V
Поднимайтесь. Поднимите.
Все на митинг.
Всех на митинг
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Довольно из торгов
историю делать
Восторгом сомнительным
землю обув
Мы призваны переделать
записки главбуха
Мы равноправные правнуки
Семнадцатого года
Мы приправа к правде
Которую уродуют
Конь страсти
В контрасты
Брось свободный разум века
Свергнем веру в изувера
Веру в сверх-
человека
VI
У меня температура
В миллионы солнц
На меня фасоль
набросила
белое лассо
SOS SOS SOS SOS
Не целуй меня взасос.
* * *
В ответ на это
Вам на зависть
Из урны
Выдеру
Звук
Грубый
Вы не смейтесь
Подавитесь
Переваривается рры
Трудно
Я не побрезгую
И огрызок хурмы
Выгремишь вопли
улиц хромых
Мне не надо
солнца из хны
Живую
рыжую
жизнь
дай
Без картинных искусных
рыданий
Без объективной брехни
Вы мне скажете
Тоном праведника
Что правильно
Что нет
А я кричу
Да здравствуют крайности!
Плановое
Плавное
Не по мне
Для вас
чувства
чушь
Для меня
средство
Бросить сердце
В топку времени
Я ненавижу
Вашу трезвость
Не знающую
сомнений
* * *
Бей
Брешь
Рушь
Режь
К чёрту
Лёгкие лодки надежд
Прочь ночь
День
Двинь
Снова рабочий
Рычаг
Рви
Нет! Страх
Да! Страсть
Нам нужна
Своя власть
Хватит
Вату
Тыкать в дыры
Хватит
Дурманной сладости дыма
Хватит
Хвастать
Хапать
Хватать
Хватит
По хатам
Отдыхать
Встань сталь
Строй в строй
Новь строй
Это есть
Последний
И решительный
Бой
Аполлон Шухт
ЭТИ ЧТЕНИЯ БЫЛИ ОЧЕНЬ ПОЛЕЗНЫ
И ОЧЕНЬ ВАЖНЫ
http://www.memo.ru/history/diss/books/mayak/part3-05.htm
Михаил Каплан
* * *
И тени нет. И нет столба...
Видать, она боится света,
Моя российская судьба,
Моя московская примета.
Но что же делать?
Выпить, спеть
И разом бросить все печали?
А может, выйти посмотреть,
О чем всю ночь грачи кричали?
ЗОЛОТАЯ ЧЕРЕПАШКА
Я не бегал по соломе,
Не ловил я бабочек.
Каждый вечер в полудрёме
Мне шептала бабушка:
«Мысли ужасом не пачкай,
А не то рассердится
Золотая черепашка,
Розовое сердце».
Я тянулся к облакам,
Увлекался кодами,
Бил девчонок по рукам,
Расплетал им косы.
И почти не веря в сказки,
Крикнул силой меряться
Золотую черепашку —
Розовое сердце.
Черепашка не пришла,
Значит, сказки — липа.
И дорога привела
На распутье линий.
Что ни сделаю — всё баста!
Счастье в третьей серии...
Золотая черепашка —
Розовое сердце.
Михаил Каплан
МОЯ РОССИЙСКАЯ СУДЬБА
***
Анатолий Щукин
В именном указателе к этой книге, кажется, самый длинный ряд цифр — за его фамилией. Практически каждый «воспоминатель» — в том или ином контексте — говорит о Толе Щукине. Его помнят даже те, кто однажды случайно забрёл на площадь. Чему немало способствовала и его внешность — он был удивительно похож на молодого Маяковского (разумеется, не в изображении Кибальникова).
Стихи — с голоса — казались изумительно музыкальными, вдохновенными. Увы, тридцать пять лет спустя, на бумаге, они не производят такого впечатления. Он никогда и не пытался их печатать — ни при советской власти, ни в перестроечные времена, ни сейчас. И — после «Маяковки» — никогда не читал публично. Но нерв того времени ощущается в них и сейчас — через промежуток в жизнь.[Здесь]
НАДО ПОНИМАТЬ
Невыносимо, так невыносимо
всё видеть, слышать, вспоминать,
я снова о тебе, — Россия,
мне это надо понимать.
Я помню, в детстве, было в детстве,
мне с молоком давала мать,
и попадало прямо в сердце
и только сердцем, только сердцем
всё это надо понимать.
— А это кто? — скажи, сыночек,
и я — мальчишка пяти лет,
стряхнув с ладонь своих песочек:
— Иосиф Сталин, — ей в ответ.
И с каждым годом, год за годом
входило в наше бытие,
что он такой вот, из народа,
и должен думать за него.
И где бы я ни прочитал,
и где бы я его ни видел,
его усов с щетинкой никель, —
я весь сиял и трепетал.
Ещё я помню: помню школу,
куда-то класс в тумане скачет,
и я толкаю друга Вову,
и за столом учительница плачет.
— Ах, мальчики! — и слёзы градом
мешают ей урок начать,
и это надо,
очень надо
хотя б по-детски понимать.
Ушёл весной, при ледоходе,
да, ледоход его унёс!
Но сколько же за ним в народе
осталось вдов, осталось слёз.
Россия рада и не рада,
ей хочется смеяться и рыдать.
И это надо, ой как надо
по-человечьи понимать.
Невыносимо, так невыносимо
стоять и ждать... чего же ждать?
И это всё тебе, Россия,
сегодня надо понимать.
КРЕДО
Нет,
не могу
опять про войну,
что же
и дела только:
Чомбе, Мобуту, Касавубу...
Сколько?
Сколько можно
И можно ли
вообще
прожирать
капиталы времени?
Может, вселенная
вся и все
в руках Вана Клиберна!
Дело не в чувстве
искусства, —
раздавлено бытие веками.
Во мне, может,
больше буйства,
чем во всех тореадорах
с быками.
Но я же молчу, терплю
(терпеливые, вам воздастся).
Я
в зеркало плюю,
а не в лицо государства.
РЕПОРТАЖ С КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ
(Поэма)
I
Люди, слушайте!
Люди, слушайте!
Это говорю вам я.
Люди, слушайте!
Говорит Москва,
говорит Москва.
Со Спасской точно
удары сочные,
и площадь тёмная
стоит объёмная,
стоит Красная
площадь тёмная,
с названием красным
площадь Красная.
Я думал раньше:
«А где же краска?»,
я думал раньше:
«А где же кровь?»
«Сапожная вакса», —
я думал раньше,
смешала краску,
втоптала кровь.
Нету краски,
нету крови,
не слушайте, Люди!
Не слушайте, Люди!
На площади маска,
сапожная вакса —
всевышнего ласка,
всеобщая таска.
II
Мы самые полнокровные,
мы самые краснокровные,
потому мы коровные,
потому мы погромные!
Нам цари горло резали,
горло резали, не дорезали.
Перелезли мы во седой во Кремль.
И издали указ обо всех земель.
Стали править мы
да покрикивать.
Стали строить мы
да покрякивать.
Сказки новые
стали сказывать,
песни новые
распевать.
Но осталось то ж,
что и было ти.
Что ж, что сыто-ти?
Что обуто-ти?
Где сейчас не так,
там бунт,
аль народ
дурак.
В небо спутнички запускаючи,
по коровам Америку догоняючи,
ты сиди на печи,
ты мычи-молчи.
Самогонки свари да помалкивай,
да похваливай,
да помалкивай.
Всё ж мужик при том,
он всё ж русский брат.
В соцьялизме живёт,
в коммунизьм попрёт,
да пошаливай,
да похваливай.
Эх, скоро сама пойдёт.
Эх, Расеюшка, ты голубушка,
В коммунизм попрёшь
да с дубинушкой,
Эх, ещё разик,
ещё раз.
Довольно! Хватит!
Товарищи в Советах,
вспомните семнадцатый,
забыли, что ль?
Сегодня сплошь
она в Поэтах,
шестидесятая Россия!
III
Спит Красная,
снег выпал,
первый снег,
а люди-то спят.
Спит Спасская,
раздался выстрел, —
один человек,
сто пятьдесят...
Может, разбудить?
— Смотрите, слушайте,
снег выпал и человек...
— Люди, слушайте,
— Люди, слушайте,
— Нет, нет, нет!!!
Знаю, не хотите,
знаю, тошно,
— Довольно! Хватит!
Прекрати, ты!
Знаю, — не хотите,
Знаю, — тошно.
Но надо, — поймите.
Иначе и ты...
Спит Красная,
снег выпал,
первый снег,
а люди-то
спят.
Снег-то красный,
в России красной,
на площади Красной
снег выпал красный,
и люди видят, не спят.
Люди, слушайте!
Люди, слушайте!
Говорит Москва.
Говорит Москва.
Анатолий Щукин
Владимир Вишняков
* * *
Мне говорили «не надо»,
Не надо много пить,
Мне говорили — мне надо
Кого-то еще полюбить.
Кого же вы кинете мне в любовь,
Кем успокоите вы меня?
Может, вот эту — изломана бровь,
Странная дрожь в имени.
Мне надоело чувство мять,
Осточертели трюфельки.
Хочу вот так вот просто обнять
Чьи-то потёртые туфельки.
Тошнит меня от похоти Мопассана,
Не для меня флоберовский порок.
Потому и плюнул я так рано
На ваш поучительный урок.
Пусть мне ноги собьёт мостовая булыжная,
И с моста тело я кину рано.
Зато буду знать, что всё сам выпил я,
Что в нерве своя, а не чужая рана.
Обрадован я хохотом оглушительно умным,
В кельи ваши я больше не вхож.
Лучше вправду я буду безумным,
Только б на вас я не стал похож.
Наскрёбывают люди счастье,
Люди живут надеждой.
Так нищий в рваной одежде
Просит участья.
Наскрёбывается квартирка,
Наскрёбываются деньжата,
Страхом горло зажато
В веселье вашего пира.
И, посмеявшись немного,
Мы снова ищем и ходим,
Пока не проляжет дорога
К самым последним сходням.
Но у последнего трапа
Не надо ничьих рыданий,
Иначе косматая лапа
Наши глотки раздавит,
Раздавит ещё в дороге,
Не пожалеет обмана,
Повиснут тяжёлые ноги
Где-то в горле нагана.
И одуревшие люди
Станут стрелять и пить,
Если мы плакать будем,
Если устанем жить.
* * *
Мы с тобою почти калеки,
Мы с тобою почти друзья.
Ледоходные мутные реки
Не заманят, не соблазнят.
Мы с тобою почти ещё дети,
И вот снова нас за нос ведут,
В этой страшной слепой вендетте
Люди нам ничего не дадут.
Да и сам я совсем несмелый,
Всё брожу по кошмару дней
В этой снежной пустыне белой;
А бродить-то всё больше больней.
Я ищу — кто бы робко и нежно
Мне бы снова струну натянул
И в будущей драке бешеной
Мне руку назад оттянул.
Не хочу, не хочу я безумия,
Не хочу я о крови кричать.
Недаром шепнула мне мумия:
«Человеки! Лучше молчать!»
Владимир Вишняков
ВСЕ МЫ В МОЛОДОСТИ
СМОТРИМ РЕВОЛЮЦИОНЕРАМИ
____________________________
Полный текст "ПЛОЩАДЬ МАЯКОВСКОГО 1958-1965"
____________________________
Антология самиздата
http://antology.igrunov.ru/60-s/periodicals/sirena/
_____________
*) заглавие поста - цитата
из стихотворения Д. Мережковского «Дети ночи»:
Мы неведомое чуем,
И, с надеждою в сердцах,
Умирая, мы тоскуем
О несозданных мирах.
Дерзновенны наши речи,
Но на смерть осуждены
Слишком ранние предтечи
Слишком медленной весны.
_________________
Ещё по теме
http://gefter.ru/archive/8318